Кромешник. Книга 2 - О`Санчес

Долго ждать доклада не пришлось. Не успел Нестор посадить своих «хулиганов» в мотор, чтобы отвезти в контору да по-отечески с ними «побеседовать», как к нему подбежал один из прикормленных ранее стражей порядка и сообщил, что Нестора обыскались в «Трюме».

«Так и есть, – с досадой подумал Нестор, – на лягавого наскочили. Ну все: эти аферисты пусть сидят, пока не сгниют, а остальных уродов я отважу. Шалман только за счёт „товара“ да отстёжки и держится, сам – убыточен… ну, почти убыточен…»

Действительность оказалась не лучше лягавского прихвата. Дуст, судя по последней информации, умирал в больнице с перебитым хребтом, у Рюхи сломана правая рука и оторваны оба уха, у Пенса, официанта, «молодчика-наводчика», отобраны наличные деньги и оторван указательный палец правой руки (за наводку). Все столы и большинство стульев в зале разломаны, бутылки перебиты. Витрины тоже. Свидетелей не было, патрульных не вызывали. Окружающие – соседи, торговцы, наученные горьким опытом, думали, что все идёт по программе, обычной в этом заведении, только чуть более шумной сегодня.

Пенс, обнимая забинтованную руку, рассказал о случившемся.

Мужик догадался о раскрутке и, видать, рассердился.

– Надо же… – прокомментировал Нестор.

Сначала он разделался с Дустом, как с цыплёнком табака. Выбил ему зубы хрустальным салфеточным стаканом, уложил на пол, на живот, – и каблуком по позвоночнику… Потом взялся за Рюху, потому что тот вздумал бритвой махаться. Он этой бритвой ему одно ухо и откромсал. А потом и второе, но уже пальцами оторвал. Уж как Рюха кричал!.. Пенс все это видел, потому что действительно надеялся, что у мужика после раскрутки аппетит пропадёт и чек останется невостребованным. Мужик его заметил и спросил про свой заказ. А заказ-то ещё не был готов.

– Ты, скотина, и не собирался его делать? Говори как есть, не то вышибу навеки отсюда! – опять перебил его Нестор.

Пенс, его двоюродный племянник, пристроенный к делу по просьбе сестры, виновато вздохнул и продолжил рассказ.

Мужик, узнав, что ромштекс не готов, ударил его в ухо и велел поторопиться… И тогда… ему было сказано… что его ждут большие неприятности…

– Кем было сказано?

Пенс опять горько вздохнул и потупился.

– Дальше…

А дальше мужик стал крушить мебель, бар и витрины.

– А что он говорил при этом?

Ничего мужик не говорил, улыбался только. И деньги у Пенса отнял. А потом палец отломал и ушёл. Но Пенс этого уже не видел – сознания лишился.

Да… Дуст переживал не лучшие свои дни, но на здоровье ещё не жаловался. И в этих краях никто не стремился меряться с Нестором на его поле. И деньги тот хмырь отнял не в виде ограбления, а, похоже, так, для куража… Недаром у Нестора сердце ёкнуло, надо было вмешаться, уж он-то сумел бы утихомирить того гада. Наверное… Но он очень чётко запомнил его лицо, и если встретит, не дай бог… Морды бить – да, если в своём праве, а мебель крушить за чужой счёт – не надо! Ну ничего, он его на всю жизнь в памяти запечатал… Сейчас надо директору рыло начистить и выгнать взашей на рынок, пусть опять за прилавком стоит. А то хитрый больно, слинял, а я расхлёбывай!

Гек после этого случая с Дустом, своим старым врагом, почти неделю держал отличное настроение. Он опять полюбил спускаться в тайники, просиживал там сутками, ночевал. Во втором тайнике он обнаружил толстенную пачищу дореформенных денег, годных теперь только на растопку, кипу самодельных карт южных лагерных территорий, имена, адреса, обстоятельства тех официальных лиц, кто был на крючке у Ванов. Цена этим данным была примерно такая же, как и дореформенным сотням и тысячам, поскольку данные не пополнялись с шестидесятого года и безнадёжно устарели. А последним посетителем тайника № 2, точного подобия первого, был некий Бивень, который и деньги туда заложил, не ведая о местонахождении основной «казны» и о предстоящей близкой реформе.

И наконец, Гек обнаружил ещё одно своеобразное сокровище: небольшую коллекцию «портачных мамок»: матерчатых и кожаных основ с тщательно подобранными в узор иголками. При известной сноровке и аккуратности стоило только смазать иголки и кожу, наложить «мамку» – и татуировка готова. Гек был счастлив, когда нашёл «медведя оскаленного», гордую реликвию Ванов, потому что ни Варлак, ни Суббота не помнили – есть она в том тайнике или на руках у кого-то. Он примеривался и тренировался три дня. А на четвёртый наложил себе мамку на лопатку, под левое плечо, – имел на это законное право. Получилось чётко, не хуже, чем у Субботы. (У Варлака кабан был с двадцати лет, так он его и оставил, перебивать – посчитал несолидным.) Нагноения не случилось, и болело недолго.

А дело шло к зиме, Геку уже стукнуло двадцать. Полгода уже он топтал родную землю, а придумать с документами и перспективами так ничего и не сумел.

Помог случай. Когда ищешь решение трудной, невозможно трудной проблемы, случай почти всегда приходит на помощь. Но чаще всего он помогает тем, кто не опускает рук и неустанно ищет, безжалостно перебирая и отбрасывая сотни возможных вариантов решения поставленной задачи. Большим ловцом удачных случайностей, к примеру, был один английский физик, некий Фарадей…

Гек зашёл в банк, чтобы сдать десятитысячную предъявительскую облигацию, и угодил в вооружённое ограбление. Двое в чулочных масках решили отобрать у кассира деньги, но тот успел нажать на кнопку. Прибыла полиция, началась катавасия со стрельбой, преступников повязали, а заодно и Гека и ещё одного господина, поскольку они были единственными мужчинами среди посетителей. Операционистки и кассир попытались было выгородить их, но сержант мгновенно погасил галдёж криком «молчать!», пообещал разобраться, а этих двоих отправил в отделение. Но на территории отделения располагалась обувная фабрика, где в тот день выдавали зарплату, так что околоток был переполнен мелкими «посетителями», пьяными в грязь. Эти двое были трезвыми и могли помешать спокойно досматривать карманы привычных клиентов. Недолго думая дежурный по отделению направил их прямо в «Пентагон», якобы неправильно приняв их за налётчиков.

Геку не доводилось ещё бывать здесь, в легендарной тюрьме, и он с любопытством изучал окружающее. Его развеселили почему-то металлические подступенки на тюремных лестницах, выполненные в форме пентаграмм, как и оба основных здания. Ну прямо монограммы на бельё, метки владельца. Всего крупных построек было три: две «звезды» и «больничка». В одной «звезде» была тысяча камер и в другой тысяча. В одной сидели подследственные и «переследственные», в другой разматывали срок полноправные сидельцы.

Камеры строились в основном как одиночные и малопоместные, но это было давно. Администрация умело размещала в каждой «звезде» по пяти и более тысяч человек, по тысяче на луч. Гека и мужика (протестантского пастора, как выяснилось позднее) развели, естественно, по разным камерам, и Гек вошёл в свою.

В камере, маленькой и узкой, стояли три двухъярусные кровати. Одна, посередине, была занята, две наполовину свободны. Ту, что у входа, самую близкую к параше, занимал молодой косоглазый субъект с узкой продавленной грудью (по пьяни убил пьяную же мамашу). Среднюю, занятую, населяли двое молодых парней (поножовщина и хулиганка), а на последней, у окна, расположился не старый ещё мужик, не близко под сорок, с татуированной грудью (залётный скокарь из Картагена, отягощённый розыском за убийство и побег и прихваченный прямо на флэту). Все были белые. Тот, который лежал у окна, бросил взгляд на Гека и тотчас подозвал его, указав место на верхней шконке. Гек без лишних разговоров принял приглашение, и уже через четверть часа они мирно беседовали на разные интересные темы. Гек держался ровно, ничем себя не выдавая, в смысле «образованности», его «дело» было пустяковое, и непонятен был пока интерес к нему этого урки, вероятно, из ржавых или под них канающего. Гек упростился по максимуму, чтобы снять с Джима, так тот себя назвал, осторожность и опаску. И тот потихоньку раскрылся. Но не сразу. После ужина Джим хитро улыбнулся и достал колоду карт. Однако ни с кем, кроме Гека, играть не пожелал. Играли в «блэк-джек» по пенсу, без права поднятия ставок. Игра шла в основном честно, но поскольку Гек решил играть плохо, то Джим время от времени передёргивал, чтобы улучшить Гекову карту и выровнять счёт. А тем временем он беззаботно болтал о том о сём, перемежая рассказы вопросами. Поначалу Гек заподозрил в нем дежурную «крякву», какие бывают порою в следственных камерах, но потом его озарило: Джим примеривал на себя биографию новичка, особенно воодушевившись, когда узнал о недоразумении с «кассой». Теперь все становилось ясным. Джим должен его или обыграть и заиграть, или запугать, или уговорить подо что угодно и попытаться смыться, представившись им, Томом Гуэррой (Гек носил такой паспорт, способный выдержать самую поверхностную проверку). Джим, словно подтверждая это, время от времени косился на цивильный костюм Гека. Вдохновение подсказало Геку дальнейшее.